«Малаховщина» по-карельски

Когда в начале февраля в Москве десятиклассник Сергей Гордеев застрелил учителя, а затем полицейского, в СМИ и блогосфере тут же начался предсказуемый шабаш. Перетрясли грязное белье семьи несовершеннолетнего убийцы. В телестудиях на мгновенно слепленных ток-шоу разорялись, перекрикивая и оскорбляя друг друга, «специалисты по детям» всех мастей, от депутатов до психиатров. Досталось всем: школе, чиновникам, соседям. Одноклассникам – они, мол, оттолкнули парня своим равнодушием и окружили его стеной одиночества. И даже жертву преступления, учителя, не пожалели, скрупулезно копаясь: а не унижал ли он детей? Хороший ли был педагог? Некоторые комментаторы вообще чуть ли не с плохо скрытой радостью констатировали: говорили, в российских школах, в отличие от американских, не стреляют? Так вот вам. Прогнила ваша система-то.

Несколько дней назад в Карелии тоже произошла трагедия. И она сразу вызвала в памяти преступление «московского стрелка». Не потому, конечно, что в убийстве 15-летнего Влада Румянцева подозреваются (согласно терминологии следователей) также школьники, его ровесники. Эти преступления объединяет другое – реакция на них.

Под прицелом телекамер – рыдающие родные мальчика. И шокированные горожане. Журналист допытывается у прохожих, которых удалось подловить недалеко от ставшего местом убийства лесопарка: «Крови нигде не видели?» Получив отрицательный ответ, тут же с энтузиазмом принимается рассказывать подробности убийства. На интернет-форумах кем-то уже услужливо выложены ссылки на соответствующие страницы в соцсетях: чтобы все желающие смогли зайти и полюбоваться на арестованных по подозрению в убийстве подростков и их семьи. Разумеется, в их адрес льются потоки самых разнообразных оскорблений и угроз. Вытаскиваются неприглядные детали (реальные или выдуманные, неизвестно) семейной атмосферы, в которой росли несовершеннолетние подозреваемые. И кто-то уже даже призывает написать ведущему скандального ток-шоу Малахову…

Появились и комментарии в малаховском же стиле «не могу молчать». Депутат Законодательного собрания Андрей Рогалевич выступил с гневной филиппикой «Влада Румянцева убила система». Дескать, ровесники долгое время не давали мальчику прохода, «требовали деньги», «измывались физически». И никто не вмешался, не услышал, не помог. Побичевав пороки этой системы, депутат обвинил… всех и никого конкретно. Неких чиновников. Власть. «Государственную машину».

Вот только, увы, к делу, как говорится, эти обвинения не подошьешь. «Государственная машина» - это всего лишь хлесткое выражение, два красных словца. И безликая «система» - ее к ответу не привлечешь.

Хотя, на самом-то деле. у этой системы есть множество вполне конкретных лиц, и одно из них – лицо депутата Рогалевича. Человека, который сейчас заявляет, что лично знал и погибшего мальчика, и тех, «кто должен ответить за содеянное». Председателя парламентского комитета по образованию и делам молодежи. Мало того – члена районной комиссии по делам несовершеннолетних, на учете которой состоял один из подростков, арестованных после убийства Влада Румянцева.

Я искренне не понимаю: если господин депутат хоть иногда посещал заседания этой комиссии, почему он только после трагедии узнал о предшествующих ей обстоятельствах, посмотрев телесюжет? Почему «пообщался с близкими Влада» лишь теперь, когда мальчика уже не вернуть? Ведь сам же Рогалевич пишет: «Родители, зная о происходящем (издевательствах над Владом – ред.), стучались, говоря об этом, во все инстанции»…

Где, в таком случае, была одна из таких инстанций – депутат от Сегежского района Рогалевич? Вместе с «никчемными чиновниками» посещал для галочки «детские лагеря, в которых спустя неделю травятся дети»?

Я не знаю, что заставило господина депутата выступить со своими откровениями в те самые тяжелые дни, когда тело убитого мальчика еще даже не успели предать земле. Рогалевич утверждает: подвигло «молчание власти». Мне хочется верить, что он и в самом деле не осознает всей циничности этого своего утверждения. Не понимает, что он, часть этой власти, мог бы (даже жестче скажу – обязан был) стать ее голосом – да не сейчас, а тогда, когда надо было кричать, чтобы попытаться предотвратить трагедию. И если господин депутат этого не сделал, не смог, был не в курсе, то чем он, собственно, полезнее «никчемных чиновников»?

Например, той же самой уполномоченной по правам ребенка в Карелии Марины Зверевой – она ведь тоже, помнится, недавно выступала с комментариями в СМИ. На тему московской трагедии. Говорила про помощь семье и школе, про воспитание в детях толерантности. Такие же абстрактные, ничего не значащие и не могущие изменить заявления постфактум, которые ничем не помогли и в предотвращении трагедии в Сегеже.

С Рогалевичем я согласна в одном – я тоже боюсь, что все закончится перекладыванием ответственности, местечковым «разбором полетов» и попавшими «под раздачу» рядовыми полицейскими или педагогами. А в остальном «все останется так, как и было». И господин Рогалевич, в том числе, останется. В своем депутатском кресле, откуда так удобно обвинять «государственную машину», не рискуя попасть под ее колеса.

«Малаховщина» в итоге отшумит, СМИ вызнают и добросовестно сообщат все «шокирующие подробности». Но это ничуть не приблизит нас к пониманию того, что происходит с нашими детьми. Не объяснит, почему на жестокие преступления идут как школьники-интеллектуалы из элитных московских семей вроде Гордеева, так и «простые» подростки из провинциальных городков и поселков. А ведь понять это не менее важно, чем наказать по всей строгости закона как непосредственных убийц Влада Румянцева, так и тех, кто может быть косвенно виновен в случившемся. Но это тема для отдельного разговора, и уж точно не в формате истеричных ток-шоу или политических заявлений.