«Здесь служат люди психологически крепкие»: врач-невролог из Башкирии о работе в СВО

Полевой госпиталь сводного медотряда развернут на открытой площадке среди редких деревьев. На въезде КПП с шлагбаумом, где нас пропускают часовые. Сам госпиталь — это несколько надувных палаток, своими размерами и конфигурацией скорее напоминающие полноценные дома. Нас встречает командир госпиталя — подтянутый 32-летний майор в тактической рубашке, предназначенной для ношения под бронежилетом. И приглашает в столовую, обсудить за чашкой кофе, кого мы будем интервьюировать.

Столовая госпиталя слегка удивляет отсутствием казенной военно-барачной эстетики вроде гнутых алюминиевых вилок и большой тарелки с черным хлебом «на всех» посреди стола. Обстановка напоминает недорогое, но уютное кафе, вплоть до обязательного плазменного телевизора на стене. Нас угощают квасом собственного (!), приготовления и кофе. Командир рассказывает, как работает госпиталь. По сути, это полноценная больница полного профиля, в которой могут и вырезать вросший ноготь, и сделать трепанацию черепа. Если раненому требуется суперсложная операция, то здесь его стабилизируют до транспортабельного состояния и отправляют «на большую землю», во всех остальных случаях лечить могут и здесь.

Бросается в глаза специфика общения врачей между собой. С одной стороны, здесь все не просто врачи, а военнослужащие, включая молодых медсестер. С другой стороны — это коллеги-медики, люди самой мирной на этом свете профессии. Так что все общение идет как-то «не по-уставному», атмосфера представляет собой что-то среднее между гуманитарным штабом в зоне чрезвычайной ситуации и университетской кафедрой.

Как вы стали военным неврологом?

Большую часть детства я провел в Башкирии — Чишминский район, поселок Чишмы. Жил в Авиастроительном районе Казани, учился в 134 школе. У меня там много друзей, родственников осталось. Однажды у знакомых врачей я спросил, где можно стать хорошим специалистом, мне сказали однозначно — в военно-медицинской академии. Вот я туда и подался.

Поступил в медицинский университет, проучился четыре курса, захотел стать военным неврологом. Перевелся в Самарский военный институт, получил диплом по специальности «лечебное дело», врач общей практики. Три года служил в войсках. Поступил в ординатуру по специальности «неврология». Прослужил три года в госпитальном звене. Затем — в адъюнктуру, после окончания которой успешно защитил кандидатскую.

Сейчас я, помимо прочего, действующий преподаватель. Читаю курс лекций по неврологии курсантам и врачам. Студенты, конечно, сейчас разные. Да они и в мое время разные были. Есть усидчивые люди, которые хорошо учатся. Есть и те, кому все дается легко. А есть те, для кого учение — тяжелое бремя. Но все-таки под нашим руководством они получают тот обязательный базовый уровень знаний, который позволяет им смело выполнять свои обязанности. А дальше совершенствоваться уже надо всю жизнь, по-другому никак.

Ну, а сейчас я оказался здесь в качестве невролога.

Где лучше: в Башкирии или Татарстане?

Обычно я отвечаю так: когда говорю с казанцами, то Казань, когда с башкирами — Уфа. Обе республики мне очень близки и дороги, я их очень люблю. И везде чувствую себя как дома.

Специальность невролога кажется совершенно гражданской. Какие основные пациенты встречаются вам в зоне проведения спецоперации и с какими диагнозами?

В военное время, как это называют, эпидемия травм. Одна из наиболее частых травм — сотрясение головного мозга, травмы нервов конечностей. Диссертация, которую я защитил, как раз была посвящена этой теме.

Например, к вам поступает человек с множественными осколочными ранениями ноги. Вы, как невролог, что должны предпринять?

В первую очередь я должен оценить степень его сознания, степень вовлечения центральной нервной системы в патологический процесс и исключить поражение центральной нервной системы, то есть головного и спинного мозга.

Поражение нервов конечностей при такой патологии будет иметь второстепенное значение, которым будут заниматься на дальнейших этапах оказания медицинской помощи.

Получается, ваши пациенты это люди с «разрывными» травмами, получившие удары от взрывной волны. Какое им необходимо лечение?

В первую очередь — именно дифференциальная диагностика между легкой черепно-мозговой травмой и более тяжелыми степенями, которые могут иметь жизнеугрожающий характер. Нужно исключить риск осложнений и своевременно оказать специализированную нейрохирургическую и хирургическую помощь.

У нас здесь есть нейрохирурги, которые участвуют в операциях. Но перед консультацией нейрохирургов пациента обычно смотрит невролог. Оцениваем состояние общее, ориентацию в пространстве, во времени, его когнитивные функции.

Это в первую очередь направлено на выявление возможных жизнеугрожающих состояний перед операцией. Надо четко понимать, насколько нужно стабилизировать состояние пациента перед хирургическим вмешательством.

Тяжелые случаи, так чтоб до психической патологи дошло, бывают?

Человеческая психика — вещь в принципе сложная, на состояние человека в любом моменте влияет десятки, если не сотни всяких факторов. Военный действия — это ситуация суперстресса, строго говоря, наша психика вообще на нее не рассчитана, природа такое не предусмотрела. Именно поэтому психологическая подготовка бойца — задача ничуть не менее важная, чем, например, физподготовка. А так вообще, до состояния патологии при наличии всяких неблагоприятных условий человек может дойти и в обычной мирной жизни. О таком каждый день можно прочитать в любой хронике происшествий. И еще вопрос, где это случается чаще — в боевой обстановке или на гражданке.

Командир госпиталя, где мы проводим интервью, замечает, что он не главврач, а именно командир. В его обязанности входит организация процесса оказания медпомощи. Он акцентирует внимание на том, что раненым создают условия не только для физической, но и для моральной реабилитации. Стараются обеспечить — насколько это возможно — домашнюю обстановку. Во многом ради этого максимально «огражданили» обстановку в столовой, да и меню пытаются по возможности одомашнить — салаты из свежих овощей, натуральные компоты, тот же столь удививший нас поначалу собственный квас.

А вот случаи, например, потери памяти встречались?

Потери памяти в моей практике не наблюдалась. Были пациенты с острыми реакциями на стресс в виде различных психологических или психотических проявлений. Здесь, в полевом госпитале, при оказании медпомощи в качестве психологов и психиатров мы, неврологи, по сути — первое звено.

Поэтому пациенты с острыми реакциями на стресс, с посттравматическими расстройствами и психическими, психологическими проблемами попадают к неврологу. И я провожу их сортировку. Либо дальше лечим на месте до трех суток, либо эвакуируем в специализированные лечебные заведения.

Но вообще, надо сказать, таких срывов у наших пациентов крайне мало. Тут сказывается все же, что мы же сводный медотряд ВДВ, основной контингент наших пациентов — из десантников. А десант это армейская элита, здесь служат люди хорошо подготовленные, так что они и психологически покрепче среднего уровня.