Posted 11 мая 2017,, 12:09

Published 11 мая 2017,, 12:09

Modified 12 ноября 2022,, 08:01

Updated 12 ноября 2022,, 08:01

Пушкинская ирония без «капустных шуток»

11 мая 2017, 12:09
Пушкинская ирония без «капустных шуток»
Сюжет
Статьи

Спектакль «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» называют экспериментальным спектаклем для нашего города, но в то же время очень стильным. Петербургский режиссёр Андрей Смолко запретил себе вольности, попытавшись сделать постановку интересной и ироничной не за счёт «капустных» шуток. Спектакль стал новаторским как для петрозаводского зрителя, так и для самого режиссёра. Многое Андрей Смолко здесь делал впервые. В сказке нет узнаваемых богатырей, царица говорит с акцентом, который зрители распознают каждый по-своему - как немецкий, дагестанский или, скажем, прибалтийский, королевич Елисейпохож на мусульманина. И вообще нет всего того, что мы привыкли видеть в советской мультипликации, кино или иллюстрациях к книжкам по произведениям Пушкина. Этот спектакль предлагает зрителю другой взгляд на знакомых персонажей. Но, несмотря на некий дискомфорт в восприятии, спектакль получился ярким, заставляющим задуматься, он понравился и детям, и взрослым. Такой «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» появилась в Театре драмы «Творческая мастерская».

Мы поговорили с режиссёром Андреем Смолко о том, как рождались образы, о чем его сказка и какого толка работа над спектаклем идёт в режиссёрском сознании.

– Пушкин, наверное, Ваш любимый автор? Сложно ли работать с таким многогранным и сложным материалом?

– Пушкин – это такая величина, мимо которой просто нельзя было пройти. Но вообще-то я удивлён, что он появился в моей жизни. Его сказки давно были на моём горизонте. Я понимал, что это волнительный материал, что есть мотивы, которые меня интересуют, но непонятно было, как его делать. У этого автора такой уровень мысли, который просто «взрывает мозг».

– Исходя из того, что у Пушкина в «Сказке о мертвой царевне» довольно сложный для перевода в сценический язык, много метафор, присутствует ирония, какой спектакль вы хотели поставить? Какова была ваша идея?

– Изначально у меня была интуитивная установка: не ходить на территорию «капустных» шуток, не брать ассоциативный слой, связанный с советскими реалиями и нашими сегодняшними. Я видел большое количество спектаклей, где стилистически это было ужасно эклектично, с шутками «на злобу дня». Далеко ходить не нужно: театр Фоменко играет «Руслана и Людмилу» в сарафанах и кедах.

Я считаю, что Петр Наумович бы этого не позволил. Я же себе такой ход запретил. Запретил и художнику, и артистам. Я делал семейный спектакль, но так, чтобы был сохранён и уровень сказки, и при этом, чтобы был создан контекст, который считывался бы взрослыми. В каком-то смысле нам это удалось.

– Но, тем не менее, в спектакле я увидела несколько моментов, которые явно претендуют на всеобщий смех в зале: символ «Apple» на зеркальце, штаны современного подростка...

– Однажды пришла актриса Валерия Ломакина и спросила: можно ли? Я подумал и решил, что, если такая деталь будет в единственном месте, на единственном зеркале, то это можно себе позволить. Это хитрый ход. Здесь можно провести параллель с укушенным яблоком. Валерия хорошо придумала, она умница!

Костюмы - это находки художника Арины Слободяник, она «питалась» разнообразными идеями, от Гальяно до древнерусских, византийских мотивов.

– Для нашего города этот спектакль оказался новаторским, хотя вы и от многого отказались. Как бы вы поставили этот материал в Петербурге? Более раскованно?

Выехал из Петербурга, доехал до Петрозаводска – и уже ты авангардист! Я вряд ли бы вообще что-то подобное поставил в Питере, у меня сложные отношения с городом.

– Но ведь для вас эта постановка тоже оказалась экспериментальной. Что для вас при работе с этим спектаклем было самым рискованным?

– Мы ничего особого не сделали, я запретил себе эклектику и в какой-то момент понял, что хочу создавать метафоричную ткань, но не хочу при этом убивать слово. Это сложно реализуемая задача: как только начинаешь развивать метафору, становится ненужным слово. Было страшно, так как всё это я задумывал, ещё не найдя ключи. Это же не пьеса. Там главные конфликтующие фигуры – Елисей и Царица-самозванка – ни разу не встречаются. Даже такой сцены нет. Самое ужасное, что можно было сделать – начать кромсать текст. Но текст мы полностью оставили, превратив его в диалоги. Наверное, это и было самым рискованным – выбрать этот материал, не имея режиссёрского хода.

Хочу сказать большое спасибо карельским музыкантам Александру Леонову и Ольге Гайдамак. Без них музыкальная основа спектакля не сложилась бы вообще.

Когда мы с художником Ариной Слободяник только приехали в Петрозаводск, была мысль вообще отказаться от материала. Сначала эта идея, в данном пространстве, показалась безумной. Площадка «Творческой мастерской» очень непростая. Я долгое время вообще не понимал, что делать. Мы с Ариной решили делать игровой театр, но не отказываться от визуальной красоты.

– Я слышала, что из-за непредвиденных обстоятельств, пришлось заменить ранее выбранный материал. Как шла работа над новым?

Знаете, когда берёшь материал, будучи неготовым к нему, очень рискуешь.

Но это не та неготовность, которую можно подразумевать в привычном понимании. На самом деле - это готовность

столкнуться с чем-то неизведанным, с загадкой - структурной, языковой, смысловой. Это работа в пустоте. А не по разлинованным на бумаге мизансценам как в начале ХХ века.

Пришлось разбираться с текстом и его историей, и я выяснил, что со стороны пришли два персонажа– новая Царица и Елисей. Когда первая царица умирает, в семью входит новый человек, и оказывается, что он заряжен другой, демонической, энергией. Нужно было решить - каким будет спектакль, каким будет царь. Я был намерен делать семейную историю, поэтому мне было важно показать новую Царицу чужачкой, которая не понимает, что такое любить. Я предложил Валерии сделать гордую полячку, а Дмитрию – чуткого славянина-балканца.

– Ещё очень хотелось увидеть румяных богатырей…

– Значит, мы правильный спектакль сделали, потому что всегда нужно развенчивать зрительские ожидания. Но это, конечно, не должно быть самоцелью.

История богатырей такова: изучая иконографию, я увидел рисунок, который запал в душу, – в ладье стоял привычный русский богатырь, а на берегу его товарищ в шкуре с рогами. Было понятно, что это встреча скандинавов и русских. И я решил, что мои богатыри будут такими – в шкурах. Здесь есть и ещё один мотив: царевна – девушка хрупкая, поэтому богатыри должны были быть внутренне нежными, но внешне грубыми. Люди всё-таки живут в лесу, на заставе, какие там красавцы….

– В целом, вам удалось осуществить все задуманные идеи?

– На старте мы декларировали: делаем семейный спектакль, для детей и взрослых. Визуальность пытаемся соединить с игровой тканью, не разрушая историю. Это мы выполнили, поэтому, мне кажется, победили. И это, конечно, приятно.

Автор фото: Юлия Утышева

"