Мне бы выговориться…

Наш старенький университетский профессор не уставал повторять: «Берите ручку, лишь ощутив нестерпимое желание высказаться. Тогда и слова найдутся, и радость творчества почувствуете».

К сожалению, в ежедневной суете не всегда есть возможность «перевести дух». Но когда выпадает время провести журналистское расследование, то уже не находишь покоя, пока не поделишься увиденным и услышанным с читателями. Это уже живет в тебе. Об этом постоянно думаешь. По дороге домой, за ужином, в кругу семьи. Тема отпускает лишь с последней точкой на бумаге. И уже опустошенный, но безмерно счастливый тихо радуешься жизни, профессии, которую подарила судьба.

Испытываешь радость, когда появляются материалы – результаты многолетних раздумий о сущности нашего бытия. Такова наша доля – жить профессией, пропуская все через ее призму. По большому счету не существует ни выходных, ни отпусков, постоянно идет накопление информации, ее обработка. Как говорил герой телесериала «Каменская»: «Мы опять не женимся, мы опять ловим жуликов». Так и у журналистов. Поэтому, я никогда не понимал и не пойму тех, кто, ставит знак равенства между строгим трудовым распорядком и творчеством. Хотя всегда ценю свое и чужое время. Но, будучи редактором многотиражных газет, я не требовал дисциплины в прямом ее понимании, важнее – написанные материалы. Ведь это творческий процесс, не укладывающийся в рамки с «9» до «18».

… Однажды я отдыхал у родственников в глухой уральской деревушке. Там прекрасные места для уединения. Тишина, умиротворение. Но не пришлось мне долго наслаждаться природой. Прослышав, что в соседней деревне живет художник-инвалид, засобирался в дорогу.

Прошло уже лет тридцать, но я до сих пор помню ту первую встречу. Молодой парень получил тяжелейшую травму позвоночника, долгое время был неподвижен. Но, благодаря своей жене, друзьям, не сломался. Стал заниматься по методике Дикуля, рисовать картины (да какие!). Благодаря газете, о нем узнала вся область. Ему стали помогать, приобрели инвалидную коляску, мольберты, хорошие краски, кисти. Поддерживали морально. Начали заказывать картины, но он не любил делать на заказ, а тем более продавать свои работы. Приезжая в те края, я всегда находил время побывать у Владимира.

Он стал совсем другим человеком, словно и не страдал тяжелым недугом. И каждый раз благодарил газету за участие в его судьбе.

Конечно, журналистов не только благодарят, но и ругают. После критики некоторые перестают здороваться при встрече, другие откровенно в лицо высказывают все, что о тебе думают. Это уже зависит от уровня культуры. Казалось бы, в этой жизни уже ничему не удивишься. Но судьба подкидывает новые встречи. И каждый раз, открывая для себя и читателей необычное, поражаешься, сколько вокруг интересного – стоит только лучше присмотреться.

Говоря о творческом процессе, я имею в виду тех, у кого, как говорится, есть искра божья, кто сам себе покоя не дает.

Научить журналистике нельзя. Можно научить грамотно и правильно излагать свои или чужие мысли, разбираться в газетных жанрах. Даже можно научить собирать факты. Но разглядеть за ними явление, увидеть в них неведомое другим, дано не каждому. Поэтому даже самые лучшие отделения и факультеты журналистики не смогут «вылепить» журналиста. Как и литературный институт – писателя. В то же время немало одаренных собратьев «по цеху» приходят в газеты, информационные агентства, радио и телевидение совершенно с другими дипломами, а то и вовсе без оных.

Конечно, всякое бывает, иногда «не журналист» в журналистике делает более успешную карьеру, чем талантливое «перо».

В липецкой районке мне довелось работать с одним из таких. Коллега звезд с неба не хватал, но отличался редким упорством и усидчивостью. Вернувшись из очередной командировки, он мог ночь напролет писать материал. Но даже у нас, начинающих, они восторга не вызывали. И жаль было беднягу: столько времени потратил и труда. Ждет похвалы, а восторгов не слышит. Поэтому расстраивается, сердится, может быть, злится…. Но трудяга давал ненасытной районке «строчки». У него всегда под рукой была информация или заметка, чтобы «закрыть» номер.

Уже работая в Петрозаводске, я спорил с ответственным секретарем редакции, переделывавшим материалы одного на сотрудников, но горой стоявшим против его увольнения. Хорошо, что убедил. Позже этот человек нашел себя в другой профессии, а редакция лишилась балласта.

По молодости у меня, например, были сомнения в правильности выбора. Хотя сотрудничать с местной газетой начал еще в девятом классе. Тогда же в областной молодежке вычитал объявление о наборе в заочную школу юнкоров при журфаке Уральского университета. Так и учился в двух школах. Но потом, поступив на заочное отделение университета, через три месяца забрал документы, решил, что это не мое. Однако по инерции продолжал сотрудничать с газетой, по дороге с тренировок, как и прежде, вел выдуманные репортажи о хоккейных баталиях. А на следующий год стал студентом журфака Воронежского университета. И не пожалел, что потерял год.

…Помню, как в той же районке я взял с собой в дальнюю командировку новичка – вчерашнего девятиклассника. По привычке знакомство с делами в хозяйстве начал с отдаленных полей. Мы целый день ходили по раскисшему чернозему, встречались с земледельцами, а под вечер завернули еще и в летние животноводческие лагеря.

- Ну как? – поинтересовался у своего подшефного, возвращаясь домой.

- Романтика, - расплылся в улыбке новичок. Только вот романтики этой хватило на неделю. Парень больше не рвался в командировку.

Ошибки молодости можно исправить. Правда, смотря какие ошибки. Мне лично неудобно за тех коллег, которые всю жизнь пишут слащавые оды, льстиво улыбаются с экрана, а если критикуют, то с благословения критикуемых.

Так удобнее и проще жить. Зачем ссориться с властью, с ней надо дружить. Но это не журналистика, а форма обслуживания.

Не соглашусь и с тем, что правдолюбцы ничего кроме болячек и врагов не наживают. Благодаря им, нынешние СМИ еще можно называть «четвертой властью». Они вселяют в людей хоть какую-то надежду на сохранение добра и порядочности в обществе.

Так можно ли выучиться на журналиста? Конечно же, нет. Уж слишком черств и специфичен этот хлеб, если кто и может чему-то нас научить, то только сама жизнь.