Posted 22 февраля 2018,, 08:33

Published 22 февраля 2018,, 08:33

Modified 30 октября 2022,, 18:42

Updated 30 октября 2022,, 18:42

«Люди должны нуждаться в тебе, иначе нет смысла»

22 февраля 2018, 08:33
Стать достойным кинорежиссером – сложно, стать известным режиссером из небольшой Карелии – труднее в несколько раз. Владимир Рудак занимается этой деятельностью уже давно и многого сумел добиться. Карельский режиссер рассказал о своей жизни, творчестве и «взгляде изнутри, а не снаружи» на жизнь людей с инвалидностью.

Владимир Рудак живет в Петрозаводске и занимается не только съемкой кино, он еще музыкант и писатель. У известного карельского режиссера за плечами несколько фильмов и книг. Также он возглавляет музыкальную группу «Кто Как Может» и часто выступает на сцене, хотя в последнее время чаще сольно.

«Таксистом так и не стал»

– Почему вы стали заниматься творчеством? И какую из сфер – кино, музыка и литература, – можете для себя выделить? Чем больше нравится заниматься?

– Когда-то много лет назад я понял, что мне нужно заниматься творчеством и все. Это произошло само собой. Примерно в 15 лет начал играть на гитаре, в этом же возрасте стал писать. Но тогда я еще не осознавал, что пишу какой-то рассказ или другое произведение. Я просто все время что-то записывал – различные истории и мысли. Потом я начал писать песни, стала появляться какая-то форма, композиция. Точно также случилось и с попытками что-то написать.

Кино включает в себя все перечисленное: в фильме в любом случае требуются понимание музыкальных вещей и писательства. Понятно, что литература отличается от сценарного мастерства, но, тем не менее, владение словом быть должно. Поэтому я не делю свои увлечения на более и менее важные. У меня все гармонично сплетается.

– А в детстве кем мечтали стать?

– Таксистом. Серьезно! Я помню, что в детстве мне очень нравилось ездить на такси – тогда еще были исключительно Волги. Они просторные, у них мягкий ход. Я до сих пор под таким впечатлением. Еще мне нравились эти кепки у водителей. Сейчас у меня есть права, но за рулем я толком не езжу, да и не рвусь. Поэтому таксистом не стал. Мне до сих пор нравится, чтобы меня возили. А так, я даже не помню, таких желаний, как у многих, у меня не было. Стать космонавтом я не хотел.

«Взгляд изнутри, а не снаружи»

Владимир Рудак снял несколько фильмов – короткометражных и полнометражных, художественных и документальных. В большинстве картин герои – люди на инвалидных креслах. Сам Владимир Рудак также передвигается с помощью коляски – виной тому послужила давняя травма. Самым популярным фильмом, наверное, можно назвать «Ананас», с показом которого кинорежиссер ездил в тур. Картина рассказывает о парне Гене, который однажды попал в автомобильную аварию и потерял возможность ходить. Однако герой вылечился, но никому об этом не рассказывает. Неожиданно в самом начале фильма для зрителей раскрывается эта тайна и Гена встает на ноги. Это история не об инвалиде, а об «одновременно человеке здоровом и человеке с инвалидностью», говорит Владимир Рудак.

Первый фильм режиссера был снят в 2005 году и называется он «Крутые парни не танцуют». Это черная комедия о бандитах, которые ищут в Москве талисман для своего друга-боксера. Об инвалидности в фильме нет ни слова, несмотря на то, что все герои передвигаются на колясках.

– Когда снимали «Крутых парней», не было никакого опыта и мы, можно сказать, с нуля занялись этим делом. Мне хотелось снять кино с участием людей с инвалидностью, но близкое нам. В то время вообще было очень мало фильмов, особенно отечественных, в которых люди с инвалидностью были представлены не драматическими персонажами. А наш фильм - как альтернатива.

– Вот да, я заметила, что у вас герои на инвалидных креслах показаны вообще в другом свете. Почему?

– Потому что это взгляд изнутри, а не снаружи. За границей режиссеры и сценаристы, которые не сидели в коляске, уделяют больше внимания важным вопросам – жизни людей с инвалидностью, каким-то тонкостям. У нас почему-то не так. А вообще подобных фильмов мало, потому что это не коммерческая тема, кино, которое не принесет денег. Фильм не привлечет внимание людей, пришедших в кино, чтобы просто развлечься. А если все-таки кто-то берется, то зачастую получается так, как представлял себе режиссер: автоматически ему кажется, что если человек на инвалидной коляске, то у него все плохо, ничего хорошего нет. В какой-то степени да, это так, но люди, привыкающие к своему положению, свыкаются с этим и просто в какой-то момент начинают жить другой жизнью. И в этой жизни всегда есть место юмору, многим обычным вещам. Ограничением становится только то, что сложно переместиться из одной точки в другую.

И вот глядя на такие фильмы нам захотелось снять что-то, что может сломать этот стереотип: мы можем смеяться, есть другая сторона этой жизни, и она не придумана, она реальна. Вот и получилась черная комедия «Крутые парни не танцуют». Конечно, это было совсем «самодельное» кино. Мы понимали, что нам бесполезно обращаться в какие-то организации или к спонсорам, которые смогли бы выделить нам средства на съемки. Мы решили не вникать в технические требования, а делать при помощи того, что есть под рукой. Вокруг фильма было довольно много шума, до сих пор есть люди, которые являются его поклонниками.

– А вы сами какой из своих фильмов цените больше всего?

– Сложно сказать. Если разбирать на запчасти, так скажем, то с технической стороны «Ананас» лучше – мы к нему и готовились серьезней, и в нем принимали участие профессиональные люди. А то, что сделано ранее – было снято с меньшими затратами, без какого-либо финансирования. Но это был «полет», мы упивались каждой минутой процесса, делая то, что до нас не создавал никто. А это действительно так. «Крутые парни не танцуют» – это первый фильм, где люди с инвалидностью играли не людей с инвалидностью. В картине вообще нет даже слова «инвалидность» и упоминания того, что кто-то на коляске. Сама история не имеет никакого отношения к физическому состоянию героев. С технической стороны «Крутые парни» – неприемлем, он не выйдет в кинотеатре. Но это было удивительное время.

– Вы снимаете не только художественное кино, но и документальное. Чем интереснее заниматься?

– Мне нравится и то и то, тем более, что документальное кино помогает в создании художественного. Когда ты видишь реальную жизнь и настоящую историю, можешь брать оттуда какие-то моменты. От общения с человеком можно больше получить впечатлений, чем от собственного придуманного. Документальное кино мне интересно своей спонтанностью. На съемках бывают какие-то незапланированные моменты, которые выглядят намного ярче, чем придуманные. Также мне нравится, что при съемке документального фильма ты общаешься с интересными людьми, погружаешься в их мир. Сейчас, например, мы снимаем про писателя Владимира Софиенко, который уже пятый год проводит в Карелии литературный фестиваль «Петроглиф». Мне показалась интересной история создания этого проекта – у Владимира интересная судьба.

– А если говорить о художественном фильме: вы пишите литературные произведения и сценарии, чем они отличаются друг от друга в процессе написания?

Они отличаются кардинально. Если пишешь литературное произведение, то можешь позволить себе пространственные речи, описания и многое другое. В книге это не покажется неуместным, можно давать волю фантазиям. А в сценарии есть определенные рамки. Нужно выбрать то, что можно показать. В кино важно не рассказать, а продемонстрировать на экране изображениями. Поэтому текст проходит жесточайшую обработку и бесконечную редактуру.

«Люди должны нуждаться в тебе, иначе нет смысла»

– Вернемся к «Ананасу». Вы говорили про финансирование: а сколько было потрачено на съемки этого фильма?

– Было потрачено 110 тысяч спонсорских денег. Для организации всего съемочного процесса этих средств, конечно, не хватило бы. Нам помогали многие люди: выделили помещение, дали стройматериалы, осветительные приборы и другое. 110 тысяч мы потратили на различную технику. Как ни стараешься снять бесплатно, расходы все равно есть. По завершению фильма нам дали еще средства на продвижение кино – деньги пошли на оформление прокатного удостоверения. Чтобы показать фильм в кинотеатре, нужно его зарегистрировать, оформить документы. Плюс заключались договоры с музыкантами, чьи песни звучали.

– Как вообще появилась идея создания такого фильма и мысль сделать героя притворяющимся инвалидом? Почему все-таки он не рассказал всем, что вылечился?

Сама идея мне пришла после разговора с супругой Ларисой. Мы обсуждали, каким могло бы быть кино. Часто создатели фильма считают весьма оригинальным, если сначала показать, что человек находится в инвалидной коляске, а потом делает невероятные вещи. Для кого-то это открытие, для меня – простенький трюк. Мы решили сразу раскрыть занавес: герой берет и встает в самом начале фильма. Показываем, что у него была травма, Гена вылечился, но просто никому об этом не рассказывает. Эта форма используется для того, чтобы развеять стереотипы. Герой – одновременно человек здоровый и человек с инвалидностью.

Притворяется Гена потому, что ему так удобно. Даже несколько моих давно передвигающихся на коляске знакомых говорят, что, если бы исцелились, то тысячу раз подумали, стоит ли об этом рассказывать. У них уже есть определенный мир, нужно все менять. Вот и Гена также, он же не собирался делать это всю жизнь. Он наблюдает за происходящим, у него есть своя тайна. Люди всегда чувствуют себя как-то иначе перед окружающими, когда они знают немного больше, чем другие. У Гены пока не было определенного «толчка», чтобы преодолеть этот барьер, взять, и всем объявить: «Я здоров». Он оттягивает время. Это ему помогало в чем-то утвердиться. Многие говорят герою, что он должен кем-то быть: спортсменом, танцором. Окружающие считают, что он никто. За кадром и идет речь о том, что ты должен быть востребованным, люди должны нуждаться в тебе, иначе для тебя нет смысла. Эти слова взяты из моего произведения «Я – слон».

«Внутренний разрыв»

– А вы сами как привыкали к своей травме? Много времени понадобилось?

Есть определенный период времени для психологического восстановления – как минимум года 3-4. Это время уходит на принятие себя. Об этом как раз и идет речь в произведении «Я – слон». Когда человек получает травму, у него происходит внутренний разрыв. Он не воспринимает свое физическое состояние как постоянное. Он свято верит, что восстановится, продолжает жить прошлым и будущим, которое он формировал до травмы. Люди назначают даты, когда они встанут, необоснованно. Врач ничего не обещает, например, а человеку нужна какая-то опора, флажок впереди. Человек уверен, что он встанет и живет этим, вкладывает много сил в выздоровление. А потом проходит время, и ничего не меняется. Он назначает новый срок и опять живет этим. У меня на привыкание ушло примерно 3 или 4 года. Но это были не страдания, а принятие новой жизни. Я не мог найти реабилитационного центра, я ждал, когда он появится. Я верил в чудо, но не сильно полагался на это.

Вообще в то время, а было это в 90-х, реабилитационных центров практически не было. И люди там находились недолго – делали операцию и домой. Человеку казалось, что он один во всем мире. Он не осознавал, что таких людей много. Осознание приходит, когда человек начинает морально реабилитироваться, когда он начинает общаться с людьми, у которых сложилась подобная ситуация. Недаром создаются различные сообщества для людей с инвалидностью и так далее. Я также, пока не попал в реабилитационный центр в Москву, лежал дома, сочинял что-то, играл на гитаре. Но я не думал, что буду выходить на сцену. Я просто понимал, что это нереально: как это сделать? Какая сцена? Чтобы даже добраться до этой сцены, нужно было сделать как минимум несколько операций. Происходили чудесные вещи. Ведь думаешь, что уже все, принимаешь это, а потом все начинает складываться: были операции, потом меня знакомили с музыкантами. Люди подключались, хотя даже и не просил. Раз, и мы уже репетируем дома, а потом сцена… В такие моменты оглядываешься назад и вся жизнь прокручивается как в кино. Что казалось нереальным вдруг осуществляется.

– А если не с психологической стороны? Как в Петрозаводске обстоят дела с возможностями для людей, передвигающихся на инвалидных колясках?

У нас далеко не везде удобно, нет пандусов даже в значимых местах. Например, на вокзале: в кассы до сих пор не попасть. Также, если говорить про «Ласточку», туда поднимают на руках, а это опасно. Поэтому, конечно, с доступной средой вопросов очень много. Но есть и оборудованные места: музей ИЗО, финский театр и другие.

Вся жизнь – творчество. Владимир Рудак не знает, как бы сложилась его жизнь, если бы не было травмы. Но одно он знает точно – заниматься этой деятельностью он бы стал в любом случае. По словам режиссера, до травмы он уже интересовался музыкой, театром, выступал с группой.

Я, наоборот, после травмы думал, что по большей части мне придется отказаться от выступлений. Первые годы у меня было много свободного времени, я находился практически в лежачем положении. Была возможность много читать, анализировать все произошедшее. Наверное, поступил бы куда-нибудь, продолжал писать песни, заниматься музыкой. Думаю, таксистом бы все-таки я не стал, заключил Владимир Рудак.

"